Народный артист России, Генеральный директор Киноконцерна «Мосфильм», Президент Международного телекинофорума «Вместе» Карен Георгиевич Шахназаров ответил на вопросы портала «Известия».

Крупнейшая киностудия России (ныне киноконцерн) отмечает 95-летие. К юбилею «Мосфильм» подошел красиво — завершились работы по модернизации студии, строительство масштабного хранилища для реквизита и нового съемочного павильона.

— 95 лет «Мосфильму» — цифра важная или скорее промежуточная?

— Специально к этой дате мы не готовились. Радует, что завершили масштабное строительство, которого на киностудии не было с середины 1950-х годов. Выросло два больших здания — Дом костюма и реквизита (современное хранилище богатейших фондов студии) и 16-й киносъемочный павильон. Скоро начнется госприемка. Вот это действительно событие для кинематографа.

— Какие цели сегодня у вас в приоритете: больше зарабатывать на «Мосфильме» или снимать больше собственного контента?

— Понятие «свои проекты» в современной России — очень относительное: никто своих проектов не снимает. Когда у нас говорят: «Студия N снимает свои проекты», подразумевают, что она получает деньги в Фонде кино или в Минкультуры.

 «Мосфильм» существует без какой-либо господдержки. Мы вкладываем в кино деньги, которые сами зарабатываем, когда у нас есть возможности. Возможности при этом довольно ограниченные. Исходя из этого наша первоочередная задача — создать современную студию, способную работать в полную мощь. Аналогов «Мосфильму» по уровню оснащенности и технологиям в стране нет, да что уж говорить — она и в мире мало кому уступает. Моя главная цель в нынешних условиях — поддерживать студию в таком состоянии. Если негде станет снимать, не будет у нас ни кино, ни телевидения.

— На модернизацию государство выделило средства?

— Нам ни на что не дают деньги. Строительство полностью осуществляется на средства инвестора. Тем не менее государство поддержало этот проект, хотя и ни копейки не вложило. Да мы и не просили…

— Чем же тогда поддержало?

— Мы имеем статус государственной студии, должны согласовывать все свои действия с государством. Вышло соответствующее постановление правительства, которое подтвердило возможность работы студии с инвесторами.

Это очень хорошая практика: в итоге «Мосфильм» со всеми его новыми павильонами, костюмами и реквизитом останется государству. Я хочу, чтобы публика это понимала. Предположительно в марте начнутся работы по строительству уже следующей очереди — будут возведены еще один павильон и киноконцертный комплекс.

— Почему вы не просите государственных денег?

— Так сложилось уже в самом начале нашего пути. Во-первых, в этом есть нечто такое, что вызывает уважение к самим себе. Во-вторых, это в определенной степени независимость. Мы почувствовали, что зарабатываем сами, платим довольно большие налоги — около миллиарда рублей в год, а прибыль вкладываем в развитие и проекты, которые интересны нам.

Я и на свои картины не получал денег очень давно, хотя и просил. Господдержка у меня была на трех картинах: «Яды», «Всадник по имени Смерть» и «Исчезнувшая империя». Последняя картина, которую я сделал на государственные деньги, — «Город Зеро». «Цареубийцу», хотя это и советское кино, я снимал на средства британских продюсеров. На «Сны» просил у Госкино — мне не дали, на «Американскую дочь» — тоже отказали, на «Белого Тигра» делал заявку в Фонд кино  — и тоже безрезультатно. Может, поэтому я больше не прошу?

— Если вы такие самостоятельные, почему не приватизировали в свое время студию?

— Мы всегда сражались с возможностью акционирования киноконцерна и сражаемся до сих пор. На мой человеческий взгляд, это неправильно. Сейчас очевидно: если бы в момент моего прихода на пост директора «Мосфильма» мы провели акционирование, студии сегодня просто не было — всё бы застроили торговыми центрами. И сейчас, когда мы не просто реконструировали, а фактически заново ее создали, всё равно опасаемся, что могут прийти очень алчные люди… Тут очень дорогая земля, соблазнов много.

Поэтому мне так важен государственный статус «Мосфильма», он его охраняет. Хочется, чтобы студия работала для российского кинематографа. У людей, помимо финансовых интересов, бывают также идейные соображения. У нас они есть. Если киноконцерн превратится в ОАО, работать будет не просто трудно, а опасно. Когда ты директор акционерного предприятия, к тебе могут прийти люди и сказать: «Нам надо кусок земли». В 1990-е и застрелить могли. Сейчас такое возможно едва ли, но соблазны, повторюсь, слишком большие.

В свое время по пути акционирования пошли «Ленфильм» и Киностудия имени Горького. Посмотрите, в каком они состоянии сейчас, зайдите туда. Акционирование само по себе ничего не решает — это мифология, а не гарант развития.

Студия перезаписи N 5 класса Dolby Premier, расположенная в производственном комплексе «Тонстудия» киноконцерна «Мосфильм»

— Насколько тщательно государство следит за финансовыми потоками на «Мосфильме»?

— Бесконечные проверки, нескончаемые циркуляры. Проверяют не просто тщательно, а даже чрезмерно, я считаю. Причем все дружно: от пожарных и налоговой до Счетной палаты. По мне, это просто лишняя волокита. На «Мосфильме» ничего не пропадет.

— Насколько важно для киностудии иметь собственное производство?

— Очень важно. Но для этого надо в корне изменить систему, в условиях нынешней это не представляется возможным. При всей рентабельности «Мосфильма» оборотных средств все же не хватает. Студия Warner Brothers, например, тоже ничего не производит, это холдинг. Если вы посмотрите американский фильм, увидите логотип 20th Century Fox, а внизу — название компании, которая непосредственно всё производит.

— Но ведь существовала советская система кинопроизводства, в которой всё отменно функционировало.

— Да, и время от времени сравнения с ней возникают. Но это была совсем другая система, в рамках которой государство передавало деньги на студию, где разрабатывались проекты. На мой взгляд, это было правильно. Вся творческая работа происходила там, а сегодня она перенеслась в Фонд кино.

А ведь киностудия гораздо ближе к производству — здесь лучше понимают его суть, знают, как вести картины, считать бюджеты. Та же редакторская работа происходила на студиях… Но эту систему упразднили в 1991 году. Я несколько раз предлагал ее возродить, но никому это не надо.

— Никто не хочет этим заниматься или есть причина?

— Может, боятся, что руководители студий станут слишком влиятельными? Не знаю, наверное, так проще.

— В советские годы «Мосфильм» был головной студией, производил самые знаменитые картины. Какое место он занимает в системе российского кинопроката сегодня?

— Поскольку своих картин мы снимаем немного, то и особого места не занимаем. Последнее наше детище — «Решение о ликвидации» — неудачно прошло в прокате. Но на YouTube сериал за две недели собрал 8 млн просмотров и продолжает набирать со страшной силой. Вот вам и причуды российского проката.

— Вы, наверное, на рекламу поскупились.

— Рекламы действительно было мало. Может быть, выбрали время неудачное: вышли вместе с «Миром Юрского периода 2» плюс начался чемпионат мира по футболу. Надо было подождать, но ждать, если честно, не хотелось. У нас вообще происходит некая фетишизация проката, это неправильно. Не думаю, что в современной России есть картины, которые реально окупаются. Тут важно понимать, кто платит, за что и что остается в результате.

— Почему режиссеры никак не могут обойтись без господдержки?

— Нельзя в этом упрекать режиссеров и продюсеров. Если уж мы затеяли рыночную экономику, то государство должно организовать процесс так, чтобы она работала в полной мере. Я не говорю, что надо отказываться от помощи и субсидирования государства (оно везде так или иначе занимается этим), но надо создать условия, в которых рынок смог бы работать реально.

Сегодняшняя система, как ни странно, менее рыночная, чем была в советские времена. Тогда финансирование шло через студии, но при этом сама студия брала кредиты на проект в банке и должна была его вернуть. Разорения студии не допустили бы, но, если деньги вовремя не возвращались, сразу лишали премиальных. Всегда было неприятно, если картину закрывали. В этом случае Госкино ничего не оплачивало студии, она не могла рассчитаться с долгами. Бытует представление, что советская система была волюнтаристской. Нет, в ней была своя экономическая логика.

Почему, например, сейчас мы наблюдаем бум российских сериалов? Все благодаря телевидению, у которого есть большое преимущество — свой прокат и канал. Это, как если бы студия владела всеми кинотеатрами в стране! В 1990-е годы на нашем телевидении были сплошь американские и бразильские сериалы, а сейчас вообще никого нет, и правильно: зачем ТВ показывать что-то на своих каналах, если есть своя продукция? Система срабатывает на отлично.

прокат и канал

— Два года назад в интервью «Известиям» вы сказали, что находитесь «в том возрасте, когда пора заканчивать кино». Не передумали? Может быть, уже вынашиваете идею нового фильма?

— Меня не тянет ни снимать, ни смотреть кино. Приходится это делать в силу профессии, но давно не видел ничего такого, что бы меня зацепило. Может быть, это связано с возрастом.

Я в кино давно, достаточно сам снял картин, в немалом количестве лент выступил в качестве продюсера. Несколько продюсерских проектов я делаю и сейчас. Если появится нечто, чем я, как говорится, загорюсь, буду снимать. Если не появится, то зачем? Возраст для нашей профессии имеет значение. Некоторые вообще считают, что все настоящее происходит до 50 лет.

— По силе высказывания или по силам на реализацию?

— По творческому потенциалу. У кого как, конечно… Был, пожалуй, единственный пример — Луис Бунюэль, который в 77-летнем возрасте снял свою лучшую картину «Этот смутный объект желания». Но Бунюэль сам напоминал персонажа фильма: бродяга, ездил по городам с двумя чемоданами. У него не было вообще ничего, это был «другой» человек. У меня же периодически проскальзывают мысли, что с возрастом в определенной степени теряешь творческую энергию. Но я свои картины снял и отношусь к этому философски.